Ночь над Манхэттеном - Страница 39

— Пожалуйста.

— Джонни, когда-нибудь я убью тебя.

— Слушай, а вы — прекрасная пара. Оба такие горячие. Как-то я сразу этого не разглядел. А может, и разглядел, поэтому нанял именно его.

— Сволочь!

Джонни засмеялся.

— Отойдем хотя бы в сторону, а то охрана решит, что ты покушаешься на жениха. И дальше я тебе не позавидую.

— Как ты посмел?! Ведь это же… Это же предательство! Это — низость и мерзость! Это все равно что продать меня, или…

— Ничего себе! А зачем ты написала это липовое письмо?

— Чтобы тебя перевоспитать!

— Хэтти, милочка! — Он держал ее за локоть вежливо, но достаточно жестко. — Кого надо было перевоспитывать из всех нас, так это тебя.

— Не надо меня лечить!

— Ты хоть представляешь, в кого превратилась?

— Да? Ну-ка расскажи. Наверное, в двуглавого дракона?

Джонни тоже разозлился и говорил приглушенным голосом, вытянув шею:

— Да, Хэтти. Ты стала похожа на чудовище, в котором нет ничего человеческого. Только не на дракона. Ты стала похожа на банкомат, который жрет купюры и охотится на них. Банкомат, которому чуждо все человеческое, что не покупается и не продается! Видела бы ты себя в зеркало иной раз! Ты все… ну просто все сложила на алтарь одной-единственной идеи — стать богатой. И не просто стать богатой, а жить в Нью-Йорке! Как будто в мире нет мест получше.

Хэтти слушала его, а у нее дрожали коленки. А еще болело горло от подкативших слез. Она хотела плакать, потому что Джонни говорил чистую правду!

— Хэтти, я знал тебя лучше всех. Ну, может быть, чуть меньше, чем твоя бабушка, но я видел, как ты деградируешь. Я видел, как с каждым долларом ты становишься все ближе к пентхаусу и падаешь все дальше в пропасть.

Он перевел дух и взял ее за плечи. Ласково, почти по-отечески.

— Хэтти, не обижайся. Ты ведь и так все это знаешь. Я уверен, что подобные мысли уже приходили тебе в голову самой. Это хорошо. Ты писала об этом в своем настоящем письме Мадлен, которое я подло прочитал.

— Вот именно!

— Ты же все поняла, благодаря Оливеру. Значит, ты — на правильном пути.

— Что ты из себя пастора строишь! Не тебе решать, на каком я пути! Убери руки! И больше не говори при мне про этого мерзкого…

Он вздохнул.

— Скажи, ты счастлива?

— То есть?

— Ты счастлива в своей новой квартире со своим огромным гонораром, со своими перспективами сниматься и дальше?

— Не понимаю.

— Все ты понимаешь! Держу пари, что все утро ты проплакала, глядя в окно на свою соседку — статую Свободы. И то же самое было вчера. И то же самое будет завтра. Ты — свободна и богата. Но свобода не делает счастливым. То, что хорошо для памятника из камня, совсем неприемлемо для человека из плоти и крови, понимаешь?

— Джонни, я не понимаю…

— Жаль.

— Что?

— Жаль, что ты не понимаешь. Несвобода, зависимость от тех, кого мы по-настоящему любим, забота о ком-то, благодарность кому-то — вот настоящее счастье.

Оливер говорил ей то же самое. Но где теперь Оливер?

— Джонни, но…

— А ты содрала с себя, словно кожу, все привязанности, дружбу, любовь… и всю себя без остатка подарила деньгам и свободе. Зачем, Хэтти?

Она проглотила ком в горле.

— Джонни мне неприятен этот разговор. Все, что нужно понять, я пойму и без тебя. Оливер мне помог в этом. Да, помог! Но все равно он — подлец! И ты — тоже. Если судьба сведет нас с ним снова…

— А ты хочешь?

— Чего?

— Чтобы судьба свела вас с ним снова?

— Что за вопрос! Это мое дело.

Джонни с досадой вздохнул.

— Хэтти, перестань ломаться, не забывай, что я — режиссер вашей истории. Мне известно, как вы поссорились на банкете из-за Стефана.

— Ах так! Что-то слишком много развелось режиссеров! Надеюсь, Оливер получил хороший гонорар?

— Подожди убегать. Ты не знаешь самого интересного.

— Да пошел ты!

— Хэтти, стой!

— Я не желаю слышать ничего про этого негодяя.

— Ничего подобного! Ты любишь его. Иначе так бы не переживала. Я рад, что ты научилась любить.

— Оставь свои проповеди для своих будущих детей.

— Хэтти, видишь синяк у меня на левой скуле?

— Ну? — невольно заинтересовалась она.

Джонни гордо вздохнул.

— Это — Оливер!

— Чего-чего?

— Да. Синячище — на всю щеку. Сегодня меня гримировали все утро. Все равно заметно…

— Это как же понимать?

— Хэтти, твой Оливер — прекрасный, честный человек… Послушай!.. Когда у него заболел отец и он был вынужден уехать в Англию, он позвонил мне и сказал, что не будет продолжать эту игру и ему не нужен гонорар. Что у вас произошло перед отъездом — я не знаю, но Оливер вдруг круто изменил к тебе отношение.

Хэтти закрыла лицо руками.

— Кстати, если бы ты знала, какую огромную сумму я ему предложил! Поменьше, конечно, чем Стефан заплатил тебе, но…

— Замолчи!

— Потом он требовал, чтобы я поклялся, что ты никогда ничего не узнаешь и вся эта «пакостная история» — это он так выразился — умрет навсегда между нами. Но ты укатила в Англию, я думал — к нему. И решил, что вы сами разберетесь и он тебе все рассказал. Я, если честно, злился. А потом ты мне позвонила…

— Я тебе не звонила.

— Ты звонила Мадлен, но попала на меня. На самом деле тебя интересовала моя свадьба, именно об этом ты и собиралась посплетничать с Мадлен. Так? Ну а я все-таки решил поговорить с тобой.

Удивительно, думала Хэтти, откуда у Джонни появилась способность читать ее мысли? Раньше это удавалось одной бабуле. А теперь вот еще — Оливеру. Хэтти печально вздохнула, раздумывая, не украсить ли ему синяком вторую скулу? Для симметрии.