Ночь над Манхэттеном - Страница 26


К оглавлению

26

— Я не врал тебе в последний день! Это правда! Я люблю тебя!..

— Все, Оливер. Этого достаточно. Я больше ничего не желаю слышать. — Она вышла из госпиталя под проливной дождь и исчезла.

Только гордость и остановила ее, чтобы в сердцах не написать очередное письмо Мадлен. Ведь та считала, что у них с Оливером ничего не выйдет.

Странное чувство поселилось в душе Хэтти после встречи с любимым. Вроде бы она сделала все правильно, не сказала ничего лишнего и не перегнула палку: так и должна поступать оскорбленная женщина, которая раскрыла обман. Но ее не покидало смутное чувство, что Оливер скрывает от нее куда более интересную правду, чем та, которую удалось узнать. Ведь он так обрадовался, услышав, что всего-навсего речь идет о Луизе и дне рождения… Что же еще может таить в себе этот мешок сюрпризов с обаятельной английской улыбкой? И стоило ли ему так доверяться?

От следующей мысли Хэтти похолодела: а ведь именно под влиянием Оливера она решила в корне изменить свою жизнь! Начав с ним встречаться, она наконец поняла смысл утверждения «не в деньгах счастье» и впервые засомневалась, правильно ли живет.

Этот человек за три коротких дня умудрился низвергнуть всех ее прежних идолов и заставил поклоняться новым. А когда она всем сердцем приняла «новую веру», разрушил ее до основания одной маленькой ложью.

Впрочем, никто не заставлял ее принимать новую веру. Она на все согласилась добровольно. Но вот что странно: поверх всякой обиды и разочарования в ее сердце жила одна твердая уверенность: Оливер любит ее! Хэтти вздохнула: это кажется бредом, этого не может быть… Но она не может ошибаться: Оливер любит ее! И это правда.

7

— Ты должна любить не его самого, а деньги! Понимаешь? Это — твоя сущность. Он — твой босс, вы с ним спите — и в этом веке, и в позапрошлом.

— Угу. — Хэтти кивала, поедая огромный сэндвич, и давилась от удовольствия.

— Ты думаешь, что любишь его, а на самом деле — деньги. Понимаешь?

— Отлично понимаю! — пробубнила она с набитым ртом и откусила еще пучок сельдерея. — Эта роль как раз для меня! Я очень люблю деньги! И больше — никого! Оставь этот бутерброд мне. Ты съел уже четыре!

Стефан опасливо покосился на нее и нежно придержал загипсованное запястье. Он теперь всегда хватался за сломанную руку, когда чувствовал малейшую опасность.

— Ты тоже съела четыре. Что происходит?

— Есть хочу.

— Не увиливай, ты понимаешь, о чем я. Последние дни ты мне совсем не нравишься.

— Ненакрашенная потому что хожу. — Хэтти откусила полбулки пшеничного хлеба и подняла брови. — Угу?

— Не увиливай, говорю. Ты агрессивно оптимистична, а это — признак скрытой душевной драмы.

— О, ты все-таки сходил к психиатру!

Он нахмурился, пропуская ее реплику.

— Я только одного не понимаю. Две недели назад тебя совсем не интересовали деньги, даже аванс не обрадовал, а сегодня ты их любишь больше всего на свете?

— Иногда, Стефан, любовь приходит в процессе. Когда не знаком — не любишь. А как пару раз попробуешь, такая любовь начинается… Жуть!

Он еще внимательней посмотрел на нее.

— Чего стряслось-то? Рассказывай.

— Ничего. Хлеб вкусный.

— Рассказывай. У тебя тут роднее меня никого нет.

— Да все в порядке тебе говорят! У меня… — Хэтти доела батон в два укуса, — бу-бу-ш-шш! Понимаешь?

— Любовник, что ли, бросил?

Хэтти захохотала, зажав ладонью набитый рот. Прямо по-ненормальному захохотала, подумал Стефан. Потому что нормальные люди от смеха не бьются головой о столик.

— Кофе разольешь, дурочка! Вот, между прочим, про нас с тобой думают невесть что.

— Да-а? — дурашливо распахнув глаза, протянула Хэтти. — Например?

— Тут только один вариант — мы давние любовники. Обидно.

— Согласна. Обидно. Вот если бы вместо меня была Деми Мур и все бы думали, что вы — любовники, тогда не так обидно.

— Ага. Деми Мур. Разбежалась!

— То есть ты хочешь сказать, что у нее — никаких шансов? Бедняжка! Ну конечно, она уже бабушка…

— Ты, Хэтти, не остри, а лучше успокойся и допивай кофе. Перерыв заканчивается.

— Да, да, аренда замка дорогая, я понимаю…

Стефан фыркнул и ушел к своему режиссерскому креслу, а она продолжала сидеть, глядя на лужайку. И вдруг увидела себя в отражении стеклянной декорации. Она увидела себя, сидящую на пластиковом шезлонге за дешевым пластиковым столом (инвентарь, взятый с местной киностудии), и поняла, что фартук горничной ей очень идет. Она, собственно, ничем не отличается от своей героини, разве что размером бюста. Длинноногая, пустоголовая и жадная. Совсем пустоголовой ее, конечно, назвать было нельзя, иначе она сидела бы сейчас не за этим столиком, а где-нибудь у бабушки дома.

Впрочем, что она имеет? Да ничего. Она — пустышка, и жизнь ее пуста.

Новая Хэтти тут как тут, вынырнула из глубин подсознания и заговорила с надрывом и вдохновением.

Почему всю свою жизнь и каждый свой шаг она измеряла долларом? Почему настоящими ценностями считала лишь то, что можно купить? Ведь по-настоящему богатые люди знают цену деньгам. Цену, которой, в сущности, нет, ибо деньги ничего не стоят. Или все-таки стоят?..

«А как же тогда биография, — спросила Старая Хэтти, — биография, которой должны гордиться внуки?»

«Были бы еще внуки!» — ответила Новая, после чего в голове наступила внезапная тишина.

Да, Стефан прав: ее настроение меняется день ото дня. И она еще советовала ему обратиться к психиатру! Ей и самой не помешает показаться доктору…

26